Часто спрашивают: стоит ли тратить ресурсы на людей, которые, в общем, ничего не приносят обществу, кроме головной боли: куда их деть и что с ними делать в различных ситуациях? Я считаю, что каждый человек — продукт нашего общества. И не нам судить, достоин человек помощи или нет, поскольку не всегда даже дано знать, что это самое общество сделало в своё время с хомо сапиенсом, из-за чего он потерял человеческий облик.

Вот, к примеру, Лена. Молодая симпатичная женщина. Мы с ней познакомились на одном из наших аутричей. Подошла сиплая, опухшая, с огромной грязной ватно-марлевой повязкой на шее. Попала в больницу с запущенной инфекцией в подчелюстном лимфоузле. Прооперировали. На третий день после операции нашлась компания в больничке — выпили, покурили и вылетели все вместе за нарушение режима.

Лена из многодетной семьи. Абсолютно непьющие родители, державшие детей даже не в строгости, а в суровости: за каждое, даже небольшое отступление от своих ценных указаний, били нещадно. Особенно зверствовала мать. Лена оказалась непокорной. Всё делала назло матери, получала за это сполна и снова нарушала все правила. Мать как-то в сердцах сказала что Лена не их ребёнок, они ее подобрали, отняли у местной пьянчужки ещё в младенчестве, спасли её, а она растёт неблагодарной. После этого Лена вытащила деньги из кошельков всех домочадцев и сбежала из дома.

Ей было 14 лет, она только что получила паспорт, но по внешности меньше 18-ти не давали. Так началась уличная жизнь.

До совершеннолетия Лена ни разу не попадала в поле зрения правоохранительных органов, подрабатывала изредка, по большей части перемещаясь автостопом с очередным другом из города в город.

В невыносимые моменты жизни резала руки — кстати, частая практика — тонкие шрамы, бывает, покрывают всю поверхность предплечья у той части бездомных людей, которые в детстве становились жертвами насилия.

Итак, ей 28 лет, она о жизни на улице знает всё. Особенно как к вечеру напиться так, чтобы отключиться. Тогда, говорит, пофиг где спать, как спать, с кем...

Так вот и отключалась несколько дней после того, как вышла из больницы. В одно утро проснулась с температурой и гнойной повязкой — рана загноилась, швы разошлись.

Пошла в травмпункт, там отправили амбулаторно очищать рану, пить антибиотики и делать перевязки. За этим она и пришла к нам.

Инфекция ушла уже на следующий день. Лена перестала пить и регулярно ходила на перевязки. А мы в перевязках использовали гель с серебром ДжеллеСорб, впитывающие салфетки ЭкСорб Плюс и мобилизовали своё самообладание, чтобы не разрыдаться после каждой картинки из детства — Лена стала делиться своей жизнью, как только начался процесс заживления, и ей стало гораздо лучше. Чистая рана затянулась на удивление быстро без повторного наложения швов.

Как только от раны остался розовый рубец, Лена исчезла из поля зрения.

Пересеклись с ней спустя месяц в районе Курского вокзала: пьяная, веселая, грязная - только пластырь на шее чистый. Всё, говорит, уезжаю на юг! Не поминайте лихом.

Я спрашивала её: что с семьей, родителями? Ответила, что за 14 лет только один раз общалась со старшей сестрой. И та сказала, что никто её ниоткуда не подбирал. Она родная. Просто мать хотела её приструнить. Вышло крайне неловко. Лена, видимо, сопьётся и погибнет молодой, потому что внутри неё выжженная пустыня — там нечему прорастать…

Но так ли это важно в момент, когда человек просит о помощи, которую ты в состоянии оказать?