– Ни в коем случае не ставьте эту сумку на пол! - раздалось в коридоре.
– На эту лавку тоже не надо: непонятно кто на ней сидел. Сейчас я постелю пакетик, туда и поставите.

Из коридора донесся характерный запах старых запущенных трофических язв. Но никто не появлялся. Только шуршали целлофанчики и этот звук сопровождался тихим бормотанием. Минут через пять показалась наша волонтёр, приводящая иногда больных бездомных из разных концов Москвы - уникальная девушка, искренне жалеющая тех, кому совсем плохо.

– Я привела к вам Марину, – сказала девушка. – Помогите ей, пожалуйста. У неё столько проблем, и особенно ноги сейчас беспокоят.

За углом коридора всё ещё что-то шуршало и разговаривало. Наконец я увидела Марину. Непонятного возраста женщина, в чистой короткой дублёнке, в вязанной шапке с отворотами в несколько слоёв. Ноги Марины были обмотаны бинтами в ярких пятнах бетадина и в многослойных кругах засохшего гноя, крови и лимфы. Носки просто стали продолжением бинтов, отделить их было невозможно - всё ссохлось в сплошную корку. Завершали наряд резиновые мужские шлёпки. На календаре было 2 октября...

– Марина, раздевайтесь, проходите: посмотрим что у вас с ногами.
– Ой, вы знаете, мне сначала нужно сходить в туалет, помыть руки, протереть обувь, а потом уже всё остальное.

Такие процедуры «санобработки» до и после перевязки продолжались все полгода, что Марина к нам приходила. Это были длительные по времени процедуры. При этом Марина ни на секунду не замолкала. Так как у нас в Центре много зеркал, то у каждого из них она надолго застывала, поправляла шапку, невидимые волосинки укладывала в невидимые локоны, рассматривала внимательно своё лицо и ежеминутно сокрушалась: «А ведь раньше я была такая красавица, такая красавица!.. А потом начались неприятности и вот что со мной стало…»

Ноги Марины состояли из сплошных трофических язв.

Запах был такой, что во всех комнатах мои волонтёры зажгли ароматические палочки, настежь открыли двери, включили все вентиляционные вытяжки и надели на себя по две маски сразу.

Марина была с психическими особенностями. Сама из маленького татарского городка в молодости приехала лимитчицей строить Москву. Вскоре стройка закончилась беременностью и выселением из общежития. Она уехала к матери, там родила ребёнка и сбежала снова в Москву. Работала где придется. Но самое, говорит, лучшее место было - водитель троллейбуса. Так любила свой таксопарк…

А потом начались неприятности. Стала болеть. Сейчас вот надо пенсию оформлять, путёвку в Дом ветеранов, да никак не получается - прописки нет никакой.

На родину ездила, квартира осталась от матери в наследство, там живёт дочь. Категорически не принимает. Один раз разрешила переночевать на полу на кухне, а потом отправила жить в подъезде...

– Ей же утром на работу, она меня оставить не может. Я же страшная стала - смотрите, шрам на лбу, волосы некрасивые (ни шрамов, ни волос я не видела), кто ж такую примет в квартиру, жила в подъезде, она поесть выносила. А потом я снова в Москву уехала, тут привычнее.

Марина имела большой опыт пребывания в психоневрологических интернатах. Но сама не буйная, полечилась и – снова в мир пошла. Трофические язвы появились на ногах ещё лет 10 назад. То подзаживут, то снова обостряются.

Перед тем, как попасть к нам, перевязка не делалась месяц. Отсюда был и тяжёлый запах, и вросшие в раны бинты. Перевязываться боялась по одной причине - ей казалось, что там завелась какая-то живность. И потому очень трепетно следила за тем, как я с неё снимаю слой за слоем кучу бинтов, которые она наматывала поверх старых. Никакой живности, кроме инфекций, бактерий и микробов там не было. Зато были раны, толстые корки засохшего экссудата, гнойные очаги и чешуя вместо кожи.

При перевязках Марина больше всего боялась крови. Ей казалось, что любая капелька - это неминуемая гибель и потеря ноги. По этой причине она никогда не давала перевязывать себя в больнице - повязки сдирали насухую, ей было очень больно и кровь, проступавшая в свежеободранных ранах стала для неё символом невыносимых страданий.

Со временем мы выработали особую тактику - пока один перевязывал, другой заводил с Мариной разговор и тем самым отвлекал её от контроля за действиями медика. И она с удивлением замечала, что как-то быстро всё заканчивается, она даже не успевает рассмотреть что там с ногами-то.

– Какие за мной ухаживали мужчины! - в один из отвлекающих разговоров стала делиться Марина. - Я же была такая красавица, такая красавица! И замуж звали, и драгоценности предлагали. От всего отказывалась. Не могла ни с кем отношения построить. Все пред глазами он стоял и никуда не пускал.
– Кто он?
– Ну первый мой, от которого дочь родила. От него все мои неприятности пошли.
– Красивый? Дочь красивая?
– Нет, не красивая. А он надругался надо мной. И теперь я старая, больная и некрасивая. Но очень чистоплотная, очень. Мне ведь приходится всю ночь ходить или стоять с сумкой в руках, некуда поставить, на пол нельзя, лавки тоже грязные. Так и хожу с сумкой. А потом ноги отекают, и снова язвы открываются.

Через пару перевязок запах ушел, гнойные раны помог очистить ПовиТекс, атравматические повязки ПолиТюль и СиликоТюль позволили сделать процесс менее болезненным. На самые сложные очаги делали повязки с гелем ДжеллеСорб.
Повязки ЭкСорб впитывали большое количество экссудата, и Марина вполне себя комфортно чувствовала от перевязки до перевязки. Повязки фиксировали когезивным бинтом Лайт, который отлично держался и не сползал, в отличие от обычных бинтов.

Через пару месяцев Марина пропала. Оказалось, попала в больницу. И пока лечили голову, не обращали внимание на ноги. Так что пришлось начинать снова. Причём Марина пришла не сразу, а только после того, как половина пассажиров вышла из трамвая, в который она зашла. Поняла, что надо на перевязку.

Сейчас Марина живет в приюте, соцработники которого оформляют её в Дом ветеранов. Пара «долгоиграющих» язв так и остались у неё на одной ноге, но в общем состояние неплохое.

А мы, каждый раз смотрясь в зеркало, автоматически поправляем невидимые волоски и вспоминаем о Марине.